Камни, китайцы, возрождение.

 Мне все еще часто попадаются камни. Выставка живописи, посвященная камням, инсталляции со скульптурами, напоминающими камни, музей резьбы по камню, Петр, Пьер — Камень, на котором зиждется здание Церкви. Строительство — масонерия. Камень основания. Есть еще арочный камень, его называют замковый камень, он как замок, посередине, замыкает своды и держит их. Молитва о трех путях в монастыре святой Бригитты в развалинах часовни — один из путей каменистый, потом он становится мягким. Я когда-то выбрала путь камня.  

Чудов день — день рождения покойной тетки и престольный праздник взорванного большевиками Чудова монастыря. У меня вывалился гнилой последний верхний зуб и я этого вообще не почувствовала. Думала, что нашла посторонний предмет в булочке с творогом и хотела уже было идти в магазин жаловаться. Но опознала в черном кусочке мертвечины свой зуб. Эта осень приносит переформатирование, смену парадигм. Освобождение. Долгожданный переезд в свой угол. Having. Время собирать камни. Чувство, ощущение богатства, сейчас, даже то, что есть у меня сейчас это очень много. Главное мыслить в таком ключе. Чувствовать себя богатой. Сейчас. Чувствовать радость обладания и немного направить себя к обладанию бОльшим. Having  — книга, которую я стащила в библиотеке таллинского жд вокзала. Написано, что надо вернуть после прочтения. Она написана китаянкой, о другой гуру китаянке, которая нашла магический ключик к пониманию сути богатства и простой способ разбогатеть. Случайно ли, что я нашла эту книгу? Конечно, нет. Впридачу стащила еще и альбом итальянского Возрождения с Данте на обложке. И Вавилонской башней или спиралями восхождения в Рай. Врата блаженства. Врата ада. Чистилище. Божественная Комедия. Есть ли что-нибудь у меня здесь и сейчас в этом материальном ощутимом мире? Да, и оказывается довольно много. Я долгие годы была разорена, дом наш был продан с молотка и я расплачивалась с силами ада за папину душу, но вот, теперь, когда возвращение состоялось, призрак облекся в плоть и кровь, вернулся в прошлое. И понял, что у него есть много чего. Кроме всегдашнего — тонкого, воздушного, отвлеченного, метафизического, есть еще много всего вполне ощутимого и реального и есть возможность роста и главное есть желание двигаться дальше. 

Восьмерки. Движение вперед. Финансовый успех. Я съехала от сумасшедшей молодежи, бурное лето закончилось. Меня ждал домик у прудов в несущихся полях по соседству с лошадьми и аистами. Печка. Дорога на станцию через осенний лес. Интересно, что хозяева — затворники интеллигенты, живущие на хуторе в 1,5 километрах от меня, и хозяйка, латышка, историк по образованию, в генеалогической программе обнаружила наше с Ааво, ее мужем, родство, по линии его матери и моего деда, правда не кровное. А меня словно за язык кто тянул, и я при первой встрече рассказала им о деде Альфреде, эстонце, и вот так раз, мы родня. А отец хозяина — харбинец, китаец. И в Ааво, несмотря на его алкоголизм, чувствуется выправка и благородство и спокойствие, присущие китайцам. Хозяйка зовет его то Вася, то китаец. А еще, во всех китайцах живет тайна, и они все немного тайновидцы. Я иду гулять вдоль конюшен. Здороваюсь с рекой, нахожу бесхозные яблони с очень вкусными, идеальными яблоками. Общаюсь с лошадью, откусываю яблоко, а лошадь за компанию тоже большими губами берет яблоко и хрумкая жует его. И вот мы за компанию жуем яблоки. Этой теплой осенью. Утром набитая людьми и светом электричка несет меня через поля в Таллинн. И я понимаю, что началось что-то новое. Having. I have my life и я буду бережно и с любовью к ней относиться. Впредь. Я вышла из пепла и больше мне не надо жертвовать собой. Пусть мертвые сами хоронят своих мертвецов. 

Радоваться тому что есть материального — бесконечный процесс, и с каждым новым обретением становится все теплее и радостнее. Покрашенные волосы, зуб, носки, ботинки, квартира, велосипед, браслет, часы. На Рождество Богородицы, престольный праздник моего родного Солотчинского монастыря, где я вписана в невидимые анналы трудников и благодетелей, совершаю вынужденное паломничество к собору Александра Невского. Служба там только одна, а мне на работу. Приходится спешить в Скоропослушницу, новый храм на горе Ласна, неподалеку от моей работы. Иду через старый город. Утро понедельника. Начинают открываться те немногие кафе и лавочки, которые уцелели во время пандемии. Этот вирус сильнее всего ударил по сегментам, связанным с туризмом. Поэтому, многие места в старом городе закрылись. Такой родной город детства, я всеми фибрами впитываю его. Неужто я снова вернулась? Надолго ли? Я как всегда открыта для всего нового и неожиданного. Готова уехать по первому зову, если будет заработок и хорошее место под солнцем. Мужчина покупает букет в цветочных рядах у вируских ворот. Ныряю в автобусный терминал, и успеваю в Скоропослушницу к началу службы, немного сижу на территории храма, общаюсь с бюстом патриарха Алексия 2. «Ну может я и буду монахиней, когда-то. Молите обо мне грешной там на Небе.» А в самом Храме все так ладно, все как надо, и чувство такое, что паришь высоко, что храм где-то очень высоко, в горах, как в том сне…Уже и не понимаю, на земле я или на небе.  Еще не рай, но где-то близко. На пути. Я с детства жила с мыслью, что скоро умру, это блокировало мою жизнедеятельность. Потом я стала обычным бюргером, потом мне все надоело, потом умер папа, и я умерла. На телефоне, который отдала мне подруга Инна из Йыхви, с которой мы познакомились в Пюхтицах, она очень меня любит и ценит за талант и я ей за это благодарна, на заставке написано You died. Я меняю эту заставку на Having. Мы практикуем осознанное богатство. Инна она добрый человек, учительница, терпеливый, Божий человек и она очень любит Святую Ксению и молится ей каждый день. а еще очень любит брата своего мужа, и это грустно, и безнадежно, но она не может его не любить. Наверное поэтому и поставила на телефоне You died. Позже, на работе в интернете нахожу статью о том, что летом почил о Господе Дмитрий Васильевич Зубов, специалист по Афону, коллекционер. Он после смерти папы очень помог мне, когда купил и вывез всю нашу старую немецкую мебель. 

Все тянется вверх — в том, что есть сейчас. Быть сейчас не только во времени, в собранности, но и в чувстве обладания, и радости и теплоты и благодарности от того, что обладаешь. Все устремляется вверх — птицы, сидящие на антеннах, трубы, дым из трубы, деревья, что растут из камней и старых крыш. Все тянется вверх — флаги, моя голова, дома. Эта готика за ниточки держит все вокруг, вытягивает, помогает тянуться. Готика соединяет меня с небесами — мое темя, солнечное сплетение, кончики пальцев ног. 

 Я нахожу розу, выброшенную морем в песок на пляже у Русалки, мою ее, ставлю в стаканчик с водой. Она сильно потрепана с одной стороны. Но вполне себе жива и пахнет. Стоят жаркие солнечные дни третьей декады сентября. И это похоже на новое лето. 

Поколение XY

Будто вдруг пыль и пепел улеглись, осели, вы оглянулись и обнаружили себя в дивном лесу, под дубами, у фонтана. Дворец, розарий. Дымка предвещает ураган и шторм. Места детства, свежий ветер. Вы вернулись к себе домой. Следующий год — святой, компостеллано. Мысль об этом придает мне сил и мужества, помогает не терять из вида вектор, цель. Подкопить немного денег. И в путь. С другой стороны родные сны и просторы сделали такой далекой мысль о бегстве, об отъезде. Все было здесь и сейчас, всегда, в кувуклии безспризорности. в кувуклии оппозиции миру. Обрамленное монетами любви. Что мне светило, что маячило? Отпущенная на свободу раз и навсегда старая любовь, старые смыслы, отголоски огня.  Коронавирус диктовал новые условия жизни для всех, более оседлые, и мне это нравилось. Появилась веская причина никуда не стремиться, никуда не ехать. По крайней мере сейчас. Некоторые мои тексты вызывали недовольство, критику.

И я поняла, что писатель это не столько и не только тот, кто пишет и кого читают, но ещё и тот, у кого есть критики, недоброжелатели. А ещё "за каждым мирским успехом кроется духовная неудача". Любой успех нужно выстрадать или его отсутствие здесь и сейчас. На каждые 10 читателей или тех кому "понравилось", найдётся один, который выльет ушат дерьма на ваш текст, особенно если он индивидуален и самобытен. Но после этого наступит момент лёгкости. Потому как вы уже осознаете, что писать не перестанете несмотря ни на что. И это немного приспускает вашу гордыню и самость. А ещё, император это тот кто стоит прямо и смотрит вдаль, когда в него летят стрелы и тухлые помидоры. При желании, унизить и опустить можно всех и вся, имея для того ментальный и словесный арсенал с эрудицией. Но нужно ли это? И где та грань за которой уже не истина, а злоба и гордость? Правда и мир должны лобызаться. 

Старые отношения вдруг ставшие псевдо дружбой заставили меня посмотреть на наше поколение со стороны. Поколение 90-х, XY, зависшее над пропастью во ржи. К сожалению, благодаря Путину и его режиму, большинство представителей нашего поколения оказались отброшенными назад, в совок. То есть люди сделали карьеру и они богаты но абсолютно несвободны. Это тот же советский человек, опирающийся в своих принципах на чувство долга, равняющийся на большинство, выбирающий солидарность вместо обличительной правды, и тянущий свою лямку и лямку всего контекста жизни в современной москве будто по другому и нельзя. А еще чуть ли не симпатизирующий каким-то нестрояниям, разделяющий отчасти бремя общих несвобод. «Да у нас так полстраны живет...» Да, а еще полстраны живет в нищете, никуда не выезжает, смотрит телевизор и довольствуется малым. Аморфность правит балом. Современный российский человек не способен на кардинальные перемены и шаги, у него на это просто нет сил и энергии. Такой человек не умеет распоряжаться деньгами и даже будучи богатым не в состоянии направить свой капитал на что-то личное, интересное — будь то коллекционирование или обучение или дела милосердия. Конечно я говорю о выходцах из номенклатурных московских семей, которые застали 90 и начало эпохи капитала, но так и остались менеджерами, функционерами. Да, неспособными на воровство, откровенное мошенничество, да, воспитанными, да, отчасти интеллигентными, но что с того, если эти люди так и застряли в своем развитии на уровне начала эпохи путинского застоя. 

«А вы, что же вы?» 

V.I.T.R.I.O.L.

"Посети недра земли и очищением обретёшь сокрытый камень."  (V.I.T.R.I.O.L.). Первая фаза масонского посвящения — очищение стихией Земля. Заточение в недрах.В масонской камере размышлений или потерянных шагов. Петух, чаши, сера, соль, ртуть, череп или старый хлеб. 

В день Усекновения главы Иоанна Предтечи, день строгого Поста, слушать как бабка по телефону рассказывает сколько и какого мяса она купила, "фарш, вейселиха, баранину, сеалиха, сделаю беляши, пирожки с бараниной". Потом грызть сухари с чесноком запивая сухим сидром, сидя на неудобном бревнышке на берегу медной любимой реки пирита, наблюдать её спокойное течение, вспоминать лето. Возможно для кого-то я мечта, меня же возбуждает сочетание неизбежности и неосуществимости. Я скажу «из песни слов не выкинешь». Как в моей старой песне поется «You know I’ll always be somebody else’s dream, somebody else’s love».

«Человек-сюрприз, умеет менять себя кардинально, обладает быстрым мышлением и реакцией, не привязан ни к чему, получает наслаждение от процессов-парадоксов.» гадание на руну дня.

Я получила три удара, «разрушения, наносимые тиранией, предрассудками и невежеством» (вики). Незря ведь хотела закончить беседу, даже вырвалась фраза «у нас дождь». Что означает «среди нас профан». А теперь человек отброшен от меня далеко волной обличения и защиты. Невежд обличать нельзя, они возненавидят. Зашла в Храм под конец Евангелия. «Много званых, мало избранных». Много профанов, мало слышащих, видящих, разумеющих. Премудрость открылась не кому-то, а мне. И мне надо идти своим путем и смириться с тем, что спутники — это истина и ветер. Перестать себя жалеть, перестать искать единомышленников. Они сами меня найдут. И тот, кто верен, останется со мной навсегда. 

Запах яблок осени. Освободиться от векторных отношений. Скинуть это бремя раз и навсегда. Вектор может быть направлен  и в ту и в другую сторону. Сначала вы творец, потом добровольная жертва, потом вынужденная жертва. Потом вы умерли и покрылись забвением. Потом воскресли, но никто в вас не верил. Потом вы поверили в себя и вам стало все равно. Потом вы вернулись к людям, чтобы помочь им стать свободными. Чтобы имеющие уши услышали, а не разумеющие и не хотящие разуметь были ввержены во тьму внешнюю, где «плач и скрежет зубов». Боже и как же я беспредельно далека от имперской вымученности.

Хорошо забытое старое

Иногда новая любовь это хорошо забытая старая и может войти в одну и ту же реку тот, кто умер и воскрес и может еще раз войти в реку тот, для кого реки стали сестрами а волки братьями на древних дорогах в заснеженных альпах ноября. Вот уже седьмой год каждую осень я вспоминаю Турин, начало ноября, начало долгого Пути под звездами в одиночестве. Начало пути пилигрима, Альпы. Святая осень. Святое умирание. Ветра несут меня на крыльях свободы и любви. Открыты все двери. И все те кто далеко, они близко. Ибо в сердце полыхает огонь. И пусть один глаз как черная бездна, другой огоньками гипнотизирует, завораживает, манит всех, кто посмотрит в него. (Другой закрыт челкой, чтобы не пугать.) На первой волне темноты я парюсь в бане. Плаваю в бассейне. В большие окна бассейна видно качающиеся на шквальном ветру деревья и косой дождь. Я лежу в бане. Я закрываю глаза и вижу всполохи огня. Огонь согревает меня. Когда мы выходим из спа, неожиданно на улице тихий теплый вечер. Будто нас накрыло омофором любви и заботы. На работе солнце сентября играет на деревянном столе и светит сквозь деревянные жалюзи. Я работаю вот уже какой день без выходных. Наверное я не пойду никакое Камино в этом году. Хочется иногда все бросить и умчаться в Москву. Зачем, к кому, почему? Но с другой стороны мне начинает нравиться спорт.

И каждый день в месяцеслове память святого, с которым как-то связана моя жизнь, ее страннический этап. Тысячи дорог, паломничеств, обителей, реликвий, мощей. Осенью Таллин становится очень европейским, Скандинавским, приглаженным ветрами и штормами, немного даже ураганами, и пустым, безлюдным. Я люблю шторма. Это моя стихия. Любуюсь волнами с пирса у горхолла. Прохожу по призрачным улицам старого города. Ветер играет музыку. Вдруг с небольшим временным интервалом меня будто ошпаривает своей силой и нереальностью мысль сначала о чьей-то смерти, потом о рождении. Куда бы я ни приехала всегда рождение и смерть. Персонифицированно, и тогда пронимает до самого нутра. Тайна рождения и смерти. Моя подруга, мои подруги и вдруг вот у них рождаются дети. Проходя по улице Йые вспоминаю Олега, умершего от инсульта. Моего великовозрастного крестника, отца младшей племянницы. Свидетеля моих и таллинских и московских вьюг. На улице Йые, когда я сорила деньгами и тратила полученное наследство, я ненадолго снимала синюю квартиру на улице Йые. И мы там жестко тусили. Приплыл еще сумасшедший финн Киммо. Кокс, публичные дома, виски и коньяк рекой.

А сейчас учебные полеты нато в мирном эстонском небе. Соседи долбят в потолок. В белорусии продолжаются мирные акции протестов, люди свергают власть, а она не свергается, игумен Сергий отлучен от церкви, день Усекновения главы. Природа готова к новому жертвоприношению и к новому соблазну. На жертвеннике курится еще одно лето, воспетое поэтом, вписанное в анналы бытия. Мой огромный стержень, моя степенная сосредоточенность, делают небо таким близким, таким родным. И в свете несмелого осеннего солнца видятся всполохи твоего огня, твоего света. И в этом свете мы вместе.

В городе М

 Индивидуализм присущ жителям мегаполисов. И сверх цифровизация. Тк создать свое пространство в этом городе государстве М, в этом многомиллионном муравейнике сложно, помогают гаджеты, автомобили, большие деньги. Занятия йогой на крышах полуразрушенных домов в стиле конструктивизм, яйца пашот, оплата покупок по мобильному, кар шеринг и тд — сверх детализация услуг и в то же время отсутствие банальных вещей — стоянок, чистого воздуха, нормальной воды из-под крана, муинципальной сортировки мусора, развитой сферы услуг жкх. Чтобы получить новый загранпаспорт надо до сих пор доказывать, что я это я, заново проходить всю процедуру, и в случае потери тоже.  А еще отсутствие денег и дорог там, где кончается дивный новый мир и начинается настоящая жизнь. Все равно живя на просторах этого государства столкнешься рано или поздно лицом к лицу с бедностью — будет ли это лицо музыканта играющего в бездушном подземном переходе или лицо бабушки, роющейся в помойке или лицо усталого таджика, спешащего с 3 по счету работы в Пятерочке к себе домой, то есть в съемную комнату, где живет еще 10 таких же усталых таджиков. Усталых еще и от ксенофобии, закрытости и равнодушии и высокомерии людей. Москва слезам не верит. Деньги правят балом. С тобой перестанут общаться, если почуют, что денег у тебя нет и что ты можешь не дай бог начать что-то просить. Бабушки в провинции ходят в туалет в сенях и с натяжкой пользуются кнопочными телефонами. Деревни пустуют. Живя на море, в небольшом европейском государстве отвыкаешь от этих понтов большого города, несешься по волнам вместе с ветром, шелестишь дубами, пользуешься спокойно всемт, доступными в равной степени всем благами европейской цивилизации и понимаешь, что жизнь в мегаполисе осталась в далеком прошлом, также как и череда странных абьюзивных отношений, в которых я то ли жертва, то ли победитель. 

Хризопраз, камень новой любви

 Купила зелёный браслет из камней хризопраза у индуса в торговом центре в конце канавы. Хризопраз это камень новой любви. Новой осени. Новых и все ещё свежих воспоминаний. Открытие темноты, огня, тайны. Мокрый ветер и свежесть осени выдувают напрочь похоть летних утех и разглаживают кожу. Мой взгляд черен как стрела. Я сама как стрела, устремленная вверх и вперёд. Хризопраз любит, чтобы его носили, он нуждается в солнце, в тепле человеческой кожи. Сегодня зашла случайно в антикварный амбарчик old europe,что за переездом тонди. Огромное неуютное пространство больше напоминало склад, и было завалено низкосортным хламом а ля французские столики рококо, кресла барокко, шкаф один деревянный был неплох, на нем были вырезаны эпизоды из жизни святого семейства. Но в основном смотреть было не на что, ни вкуса, ни изысканности и баснословные цены. Бывает, за 10 центов отхватишь на блошняке шедевр, вещь, она дышит, коммуницирует, несёт месседж, меняет пространство. А тут бездушность, это с такой то площадью. Возможно, хозяин не обладает чутьем, вкусом. Для формирования хорошего вкуса наряду с интуицией и творческой одаренностью нужен опыт увиденного и пережитого. В этом огромном пространстве старой мебели мне стало грустно, обидно за вещи. Много было сломанных предметов, чашечек с отколотыми краями, никто их не любил здесь, не пытался пробудить их души. "вы что-то ищете?" спросил хозяин. "католический китч". Среди кучи картин, сложенных на полу в стопку, мне приглянулась одна и та оказалась с продырявленным холстом, и уже почти в конце я увидела любопытную гравюру, нуар, готический шрифт как на манускриптах. А в центре гравюры девочка с длинными волосами, в полный рост и надпись madeleine leclerc. Имя показалось мне знакомым. Позже, загуглив я обнаружила, что так звали возлюбленную и музу маркиза де сада. Вспомнилась также невзначай кристен старт в кожаной из лоскутов словно ребра жилетке в фильме персональный покупатель. Мне надо будет вернуться и купить гравюру. Покупатель из Огайо неожиданно быстро получил картину святого Алоизия. Я получила ещё один положительный отзыв как продавец на этси. В фильме Дракула с Агии Софии падал крест.

Успение. Осень. Искусственные цветы.

 Несмотря на эпизодические зависоны с бутылкой и косяком, с морем и велосипедом, в основном в одиночестве, меня все же коснулся омофор Царицы Небесе и Земли, Матери Звезд, родившей Солнце, я чувствовала приближение Ее пречистого Успения — богородичной, синей Пасхи. Я была так далеко от святости, от чистой жизни, от высот духовных… Но и меня грешницу не забывала Мама, которая Мама всем нам. И да, параллельно в сердце полыхала любовь греховная… Смущали мысли, чувства… Но главным устремлением в эти дни по милости Небес все же стало устремление в обитель Матери Лилий, где я столько раз бывала, обитель в честь преславного Ее Успения. Я помолилась, чтобы день мой на работе прошел быстро. И от клиентов просто не было отбоя.. Вдобавок еще и залило, пришлось вытирать лужи в туалете. Толстый мужичок, житель дома, в тельняшке перекрыл воду. «У вас тут много больших пауков». В комнате, прилегающей к туалету.. Вонючей, заваленной грязью комнате прилегающей к вонючему старому туалету в сыром подвале с нехваткой кислорода было много пауков. «Я туда не лажу». Так что молитва моя была услышана и день пролетел незаметно.

На днях от инсульта умерла мама моей благодетельницы, кинезиолога, которая была на всех презентациях книги «Правда о маяках» и скупила весь небольшой тираж; умерла скорее внезапно, несмотря на преклонные года. Мы познакомились с ней в пространстве для психологов под покровом трезубца на Маросейке, где я работала с прошлой осени вплоть до коронавируса. А теперь меня манили камни, небесные чертоги, и как же я соскучилась по Богу живому, по глотку свежего нестареющего чуда, по полноте любви…

Итак, Успение на Журавлиной Горе состоялось. Несмотря на новую локальную вспышку вируса в Йыхви. Пришлось напяливать маску, перчатки я не надела. Маску по сложившейся еще весной традиции прицепила на подбородок. Пресловутая вторая волна. Я ночевала в египетской комнате в доме друзей. На стенах были изображения фараонов и нефертити, а напротив кровати висела икона Умиление Дивеевская. Статуя нефертити стояла у меня дома, а икона Умиления по иконографии напоминала остробрамскую икону, тоже стоявшую у меня в комнате, инкрустированную янтарем. В детстве мне говорили, что у меня точеный профиль, как у Нефертити. Когда мне было лет семь, я позировала знакомой нашей семьи скульптору Ирине Рятсеп. Почти все ее скульптуры — это дети и собаки. Моя подруга Маша Толбаст тоже позировала ей. Также, она сделала много скульптур своей любимой собаки коккер спаниэля. Бронзовая скульптура моей головы в натуральную величину позже красовалась у нас на рояле в квартире на Розикрантси. Было это немного странно — быть увековеченной в виде бюста еще при жизни. На бюсте я была с косичкой и мне не очень нравился вид в профиль. Ракурс, с которого я редко себя могла видеть. Нос немного загибался вниз, но был очень аккуратный, точеный, как у Нефертити. Щеки большие было видно со спины. В детстве я себе не нравилась, я не считала себя красивой. Ну и моя сестра, отпетая красавица, всячески пыталась подавить меня своей красотой. Можно подумать что красота это главное. Не все ведь красивые в рай попадают. И не все богатые и счастливые.

Итак, после ночи в египетской комнате, меня на машине отвезли в монастырь. Я зашла в обитель напялив маску под колокольный перезвон. После Литургии мы шли крестным ходом к источнику, над головами проносили чудотворную икону Успения. Я в полной мере ощутила благодать и маска она не особо меня раздражала. Хотя все же странно было закрывать свой лик от Творца всяческих. Все в Пюхтицах было таким родным, таким полноценным, любящим, теплым.  После службы богомольцев кормили в расставленных на улице шатрах. Меня узнали несколько монахинь. Были мне рады. Какой-то мужичок догнал и дал еды, оставшейся с трапезы, в дорогу. Потом я сидела на кладбище под дубом. До города меня подвезла жена иподиакона из Нарвы. По пути она рассказывала про Феклину пустынь, а я как раз недавно про нее читала. «Монастырь бедный, восстанавливается из руин, там чудотворный образ Троеручицы, который случайно нашли то ли на чердаке то ли в подвале и он сам восстановился.» Жена иподиакона говорит, что там «Матерь Божия реально присутствует». 

Сегодня я была на кладбище. Ехала на велосипеде с собеседования. И оказалась случайно у Александро-Невского кладбища, зашла на могилу тети. Так нелепо, у нее на могиле были только искусственные цветы. Она при жизни их терпеть не могла. У нее дома в вазочке всегда стояли живые цветы при жизни. Но она была скряга, и теперь видимо нелюбимые искусственные цветы были олицетворением расплаты. Вообще пусто и неуютно было на их с дядей Сашей могиле. Все было засыпано каменной гранитной крошкой, ничего живого. Потом я заехала на могилу митрополита Корнилия. В этот же день я решила настроить новый телефон, мне отдала его Инна, у которой я гостила в Йыхви на Успение. Это уже второй телефон, который она мне подарила. Прошлый весь разбился и память его забита. И первая картинка которую я увидела на предыдущем телефоне была фотография млечного пути. А на этом откуда ни возьмись вылезла надпись You died. Ты умерла. Я знаю, я призрак, я умерла. Но Господи как же хорошо жить, быть среди людей, пусть и как призрак... Как мертвец. «Никогда не путешествуйте с мертвецом». Это про меня. И вот так внезапно я вспомнила, что я давно свободна. Иллюзорные оковы вдруг спали, и все заботы, нестроения и треволнения показались такими маленькими, ничтожными.

Почему когда слушаю вечерние молитвы с ютуба, в «достойно есть» вклинивается реклама вагинальных свечей, а царю небесный разделяется рекламой на не и бесный. Этой безумный, прекрасный мир.

BSO Dracula. Track 7- Love Remembered