Дерево может поведать вам всю подноготную этой земли и этого государства-королевства. В своем трепете, в своем дыхании дерево расскажет вам всю правду о сокровенном, не касаясь при этом кулуаров грязных трусов. И этот башмачок, эта основательность и высочайшее качество жизни и своеобразная сдержанная, местами мертвая, погребенная в эвтаназию жизнь, застывшая словно на картинах фламандских пейзажистов. Брейгель, Брюгге, бигль, соль диез, голландский герметизм и магия труда. И ветер всегда шелестит в ветвях деревьев любовь, приземлившись рядом. Теплый нежный ветер североморского нижнеземья высушит мою кожу и надует паруса. Экс персиковые шорты трансформируются в потерто зеленые ; дурак, шут, Le Fou перерастет себя и выберет путь мага, вернувшись из небытия к жизни, хотя быть может и променяв фантик на непогоду, а ангельскую природу заземлив. Но все же затмить солнце невозможно, и ветер всегда шелестит в ветвях деревьев "любовь".
Любовь помогает изжить в себе рабий зрак. На небе две пентаграммы. Голландский герметизм и магия труда. Трудовые артели, работа руками подключает к первоисточникам полноценной жизни. Как будто погружаешься в нутро человекоубийцы, трогая мясо, рыбу, корнеплоды, соединяешься с материей, погружаясь в нее руками, в эту мертвую плоть бытия, мертвую плоть похоти... И кажется вдруг будто уже шелестит преддверие последней битвы. Архангел светится как никогда небесным светом нетварным, и оранжево ржаво свинцовые волны Северного моря бурлят о песчаные берега. Мертвость и неподвластность времени, бегу секунд, у врат Аида, старое полуразвалившееся распятие. Братство милосердных, поросшее быльем. Мы будем играть в кости с вечностью умирания.
Кажется, будто современным голландцам абсолютно чужда созерцательность, это деятельный энергичный народ, превративший старые храмы в галереи и площадки для рейвов. И не атеизм, а скорее все же герметизм правит балом. Ни одной бездомной собаки и кошки не обнаружено. Велопробеги до ближайшего кофе магазина неизменно оканчиваются успехом. Тюльпаны отцвели, утята подрастают, три дуба на пути становятся моими друзьями. Они дарят тепло и любовь. Итак, от созерцания странника к деятельному творчеству мага. Тельцы Харлема разводят мосты и дружат с Тельцами Мцхеты. Звери и птицы не боятся людей, природа живет своей жизнью, как будто и не было грехопадения...В каждой птице и веточке - Божье, и ноет немного тело от беззащитности и красоты созданий...
В реальности тяжелого физического труда перспектива рефлексии сворачивается, растворяется также и все наносное, пенное, лишнее, жизнь становится структурированной, прорисовываются четкие основы и остовы настоящего бытия - реального и ясного. Жизнь становится жизнью во всей полноте. Быть может также сворачивается и осуждение, обнуляясь до настоящего отрезка бытия, в котором есть все и не может не быть. Я не могу сказать, что с этим народом у меня много общего, но у нас много настоящего. Я не могу сказать, что я вижу много небесного, но я вижу много живого.
Любовь помогает изжить в себе рабий зрак. На небе две пентаграммы. Голландский герметизм и магия труда. Трудовые артели, работа руками подключает к первоисточникам полноценной жизни. Как будто погружаешься в нутро человекоубийцы, трогая мясо, рыбу, корнеплоды, соединяешься с материей, погружаясь в нее руками, в эту мертвую плоть бытия, мертвую плоть похоти... И кажется вдруг будто уже шелестит преддверие последней битвы. Архангел светится как никогда небесным светом нетварным, и оранжево ржаво свинцовые волны Северного моря бурлят о песчаные берега. Мертвость и неподвластность времени, бегу секунд, у врат Аида, старое полуразвалившееся распятие. Братство милосердных, поросшее быльем. Мы будем играть в кости с вечностью умирания.
Кажется, будто современным голландцам абсолютно чужда созерцательность, это деятельный энергичный народ, превративший старые храмы в галереи и площадки для рейвов. И не атеизм, а скорее все же герметизм правит балом. Ни одной бездомной собаки и кошки не обнаружено. Велопробеги до ближайшего кофе магазина неизменно оканчиваются успехом. Тюльпаны отцвели, утята подрастают, три дуба на пути становятся моими друзьями. Они дарят тепло и любовь. Итак, от созерцания странника к деятельному творчеству мага. Тельцы Харлема разводят мосты и дружат с Тельцами Мцхеты. Звери и птицы не боятся людей, природа живет своей жизнью, как будто и не было грехопадения...В каждой птице и веточке - Божье, и ноет немного тело от беззащитности и красоты созданий...
В реальности тяжелого физического труда перспектива рефлексии сворачивается, растворяется также и все наносное, пенное, лишнее, жизнь становится структурированной, прорисовываются четкие основы и остовы настоящего бытия - реального и ясного. Жизнь становится жизнью во всей полноте. Быть может также сворачивается и осуждение, обнуляясь до настоящего отрезка бытия, в котором есть все и не может не быть. Я не могу сказать, что с этим народом у меня много общего, но у нас много настоящего. Я не могу сказать, что я вижу много небесного, но я вижу много живого.
