Торговые центры - убийцы

Торговые центры это ад, пустотность и бездушность ада. Это зоны вдали от духовных центров, это подмена и ложь, имитация счастья и беззаботности, это сон без конца и начала, это приговор еще при жизни, это смерть души, потерявшей себя в потребительстве и системе навязанных ценностей и желаний. Это суррогаты, пластиковые заменители счастья и красоты… Фантики бытия, потерянное время и опустошенная душа. Это фейк от начала и до конца. Пластиковый одноразовый фейк. Вспыхнувший за несколько секунд, и в момент когда сгорали дети, они все поняли… Они поняли то, что это все ложь и суета и подложная искусственная жизнь, которой на самом деле нет. Несколько лет назад, еще до трагедии в кемеровском торговом центре, я шла через огромный торговый центр в Таллине, атмосферный, пустотный, эхом и дилеем доносились звуки музыки, призванной еще больше погрузить человека в иллюзию счастья и беззаботности, и заставить его поверить, что его жизнь удалась, несмотря на то, что кредиты, что муж пьет, что Бога нет, что центр духа заменен торговым центром и пустота, пустота, никуда от нее не сбежать не деться. Одеться, обуться, надушиться, примодниться, поесть, купить, присмотреть, запланировать, захотеть… И на какой-то момент я почувствовала, как в замедленной съемке или в зазоре остановившегося времени, я почувствовала что это конец, что вот здесь в этом торговом центре невидимо идет война, война за душу человека… И человек эту душу так за дешево отдает, за иллюзию материального благополучия и радость мгновения от покупки вещи, которая через год будет ни на что не годна… Все напоминало в этом торговом центре катакомбы последней невидимой мировой войны.  И эти взрослые как дети подземелья предпочитают сидеть в темном бункере слепого потребительства, потеряв свою душу еще при жизни в этих огромных адовых пространствах торговых центров. И эта бесконечная наглость и хамство бытия, засасывающего в трясину мертвого времени россыпи жемчужных секунд… Наша цивилизация движется от центра к периферии, от главного к второстепенному. Почитая шелуху, поклоняясь тлену. Мишура застилает наши глаза, и мы не в силах отличить ложь от истины, настоящую красоту от кажущейся красотой иллюзии, которая недолговечна, поверхностна и не вселяет надежду на вечную жизнь. Из ступора нас может вывести потрясение, шок, встряска, взбучка, но эффект недолговечен… И мы возвращаемся к своим иллюзиям, к своему комфорту, мы снова заходим в эти убийственные торговые центры, а на небесах за нас молятся невинные страдальцы и жертвы, искупившие нашу слепоту и малодушие…Может когда-то мы проснемся и встретимся…Ведь мы все там будем.

Богу божье и кесарево

Есть всего одна реальность - реальность Солнца, света, истины, Вечной Жизни и Воскресения через смерть, снисхождение, очищение и новую жизнь. Есть лучи солнца, пробивающиеся тут и там, ломающие холод и неподвижность запоздалых морозов конца марта. Неминуемость увеличения светового дня и новой жизни. И несмотря на серость и холод и равнодушие вокруг и безвыходность выборов, есть еще радость цикличности умирания и воскресения здесь на Земле, и надежда на окончательный выход за пределы смерти в конце Пути. Этой последней черты, смерти, конечно боишься и она не вписывается в общую картину, она как клякса, как шок, как недоразумение - ее полностью принять здесь на земле просто немыслимо, это не укладывается в голове и нигде не укладывается. Иногда в нашей жизни, в чьей-то жизни слишком много было смерти еще здесь, при жизни.. Иногда надо перебраться в деревню, чтобы пропустить через себя весь полный цикл природы умирания и воскрешения, перебраться поближе к монастырю, где на Пасху ощущается реальность Воскресения, и природа она всегда реагирует на богослужебный цикл. Надо молиться много за наших мертвых, чтобы восстановилась связь времен, связь традиции и опыта, чтобы соединились разорванные вехи. Дорога тоже помогает соединить в глубине души разрывы, вернуть утраченную целостность и обрести покой.
И хотя Царствие Божие не от мира, и Богу надо воздавать Божие, а кесарю кесарево, каждый человек и страна в целом должны изжить в себе рабский дух и научиться быть свободными, научиться быть людьми. И когда-нибудь уже отвратиться от путей беззакония и неправды, нашего беззакония и нашей неправды через покаяние и признание зла злом... Убрать памятники Ленину, перестать нести Сталину цветы, вспомнить наше прошлое, увидеть его по-настоящему, изжить советскость в себе самих... изжить раба, труса, соглашателя и лизоблюда, изжить хама, пофигиста... И может когда-нибудь в день выборов у человека действительно будет выбор в этой стране, будет надежда, что мы можем действительно что-то изменить, что мы нужны этому государству, что оно заботится о нас, о своих гражданах, что мы по крайней мере нормально живем, все до единого, более-менее, что у нас есть выбор и есть возможности, что мы можем говорить то, что думаем, что Крым не наш, что Сталин тиран, что совок это режим античеловеческий, уничтожающий душу, что мы граждане этого государства, этим гордимся, что мы граждане неба, в свободе и истине, что мы действительно важны и нужны и здесь на земле и Богу Творцу. 

История пришлепка

Бог это огонь, горячий огонь любви, а я пришлепок. Улетаю в облака, выше всех летать хочу, а Господь меня шлеп и пришлепывает, и я падаю. А еще я неандерталец, дикарь, эстет, буржуазный подонок, религиозная вонючка. Я расчистила пределы, и люди не помеха, но вот Господь Бог и Иаков старший, они меня пришлепывают. На Пути Иакова (см мои книги) меня прищелкивают постоянно,: то мозоли, то жара, то холод, то голод, то несварение, то не те люди, то их отсутствие. Бог мне показывает кто я, я Его любимый пришлепок, "Бог кого любит, того наказывает." А еще я всегда играю по крупному, "какой мерой мерите, такой вам и отмерят.".  Это не значит, конечно, что после определенного нисхождения надо по инерции продолжать падение до уровней смрадных и плотных, но с другой стороны надо стать и быть собой, перестать примерять на себе корону праведности, которая жмет и падает... Не хорошо, не надо бы, чтобы грех стал нормой, чем-то вроде обыденности, как солнце, к которому быстро привыкаешь после долгой зимы. Когда солнце перестает быть чудом, а грех становится нормой, упаси нас Господи от этого.
И вот пришло время покорять города,
Это капель весны веселый перезвон.
Солнцу златому открою ворота,
Став его другом или жрецом...

STORM

И вдруг поднимается буря: буря чувств разных оттенков, воспоминаний, поднявшихся со дна океана. И уже так манит в путь дорогу, и тело вечно молодое и сильное, как натянутая тетива. И манит беспечность и забвение смерти и забываешь о растраченных впустую на удовольствия талантах и хочется нырнуть в эту бурю, слушать как ветер шумит в соснах, чувствовать как брызги моря освежают лицо и горят глаза огнем мятежным. Иногда с потрохами отдаемся мы этому потоку чувств уносящемуся как табун необъезженных черных коней: своевластных, сильных, неистовых. Я всегда любила шторм и бурю и ветер. И снасти корабля гремели от набегающих шквальных порывов и волн, скрипела мачта, кренилась корма, с трудом можно было удержаться на ногах. Кто я, Господи? Мятежный дух , не до конца павший и в мучениях бредущий, словно изгнанник по дорогам этого нижнего мира.. Иногда Ангелы берут меня наверх, и тогда я вижу залитые закатным солнцем небеса и купола. И стаи птиц приветливо очерчивают круги , бесконечно славя Бога и приветствуя меня. И я знаю места силы, и передо мной открываются двери, что-то ведет меня,- то знание, которое пережило века и в котором отголоски моей вечности. Иногда я чувствую дыхание бездны совсем рядом, и я будто иду по краю, у входов в царство мертвых, царство Аида. Путь Иакова как будто ввел меня в безвременье, в мир усопших, в мир душ, совершающих паломничество к западу, где заканчивается земля и начинается океан, где заканчивается или начинается жизнь, и где-то там,  земля гиперборейцев, острова блаженных, Атлантида. Но всегда и помимо и сверх есть реальность веры, которая мост и надежда и дар. Вера как намерение и как совершившееся действие, сразу, от начала до конца. Мысль это действие в своей завершенности, вне сомнений.  Вне страха.
И вот эти постные дни, шквальные ветры страстей, гордость, плоть, опять тамплиеры, деспозины, назореи, ессеи. А вдруг Иисус не Бог? А вдруг Мария Магдалина была первоверховным апостолом? А вдруг все не так как учит Церковь? И на фоне всех сомнений вопиет  весна, поют птицы, все потекло, хочется бежать в поля в дубравы, бежать от себя, от греха, от преступления... От богозабвения, от предательства, от действия, после которого назад дороги нет....

Новые мехи или домой

Иногда надо, чтобы старое ушло... Чтобы уступить место новому. И тогда надо просто отпустить и не цепляться и не бояться. Нужны новые мехи для старого вина. Дома Святого Иакова в Марселе, с которого и в котором началась моя история пилигрима, больше нет. Я прошла несколько дорог, много тысяч километров, написала книгу, прожила несколько жизней... На месте дома Иакова в Марселе теперь африканский ресторан. Бывший владелец, фотограф и пилигрим Жаки стал спиваться, тк не смог справиться с горем, с потерей молодой любимой супруги, с которой они познакомились в дороге, он все продал, всех потерял, стал безразличен и вернулся в отчий дом в Эльзас. С его последней спутницей, художницей вьетнамского происхождения Мин нас продолжают связывать теплая дружба и вера в добро. Хотя я переживала из-за их разрыва, они на какое-то время стали для меня семьей, проявив бескорыстную заботу и участие в моей жизни. Мин после разрыва с Жаки тоже посетила отчий дом, землю своих предков, Вьетнам. Она была так счастлива," там все такие же как я", Мин заново обрела свою родину, вспомнила детство, память пробуждалась словно первые весенние цветы. А тем временем другая знакомая на Мальте сидела на берегу и смотрела в море. "Это дарит мне надежду", а я недавно подумала, в реальности этой запоздалой зимы, но такого горячего велико постного духа, что соскучилась по теплому солнцу, когда сидишь у моря и чувствуешь как разглаживаются скукоженности долгой зимы и помятости спячки. Тело наливается новыми потоками жизни, и уже начинает становиться нормальным то, что когда-то было мечтой и чудом и вроде как даже быть может так было всегда. И это солнце, и это море, и  эта надежда на вечность и что все будут рады и вернутся домой.

О цели Пути

Не надо забывать, куда мы идем, мы, части Тела Христова, члены земной воинствующей Церкви. Не забывать, что всех нас ждет встреча и если бы только мы знали как сильно хочет Господь этой встречи с каждым из нас. Мы- воины Христовы, после всех битв, побед и поражений, если останемся верными и претерпим до конца,- встретимся с Богом на небесах и встреча эта и есть финал. Сонм святых - апостолов, мучеников, преподобных, царей и цариц благоверных, всех в чистоте и подвиге Богу угодивших, всех граждан Неба, членов Церкви Торжествующей мы встретим там, в конце Пути. И сейчас на пути все они наши друзья и помогают нам и ждут нашего к ним обращения, и их лики смотрят на нас с икон- открыто, с любовью и полной самоотдачей. Цель нашего Пути- Церковь Торжествующая, и ради этого все наши подвиги и старания. И вот представить на секунду, что я уже иду к нему, к Богу, и в свете этой правды встречи открывается вся моя несостоятельность, все мое несовершенство, и по сравнению с Божьей полнотой и бесконечностью любви и чуда я никогда не буду совершенной, но всегда буду на Пути. В неделю Торжества Православия я вижу во сне глаза.. : то ли ангелов, то ли святых, большие глаза как на Византийских иконах. И они смотрят на меня тихо и трепетно и ждут, когда я проснусь. И мне уже снятся псалмы. Надо вставать и молиться. Утром по пути в Храм я иду по пустынной чистой дороге и никого, ни души. Я на Пути. Слава Богу.
Есть еще последний путь, который каждому из нас предстоит. Недавно хоронили батюшку, в не сезон, шла неделя Адамова изгнания. Умер батюшка под Сретение, нашли его на третий день, отпевали где он служил, в Карелии, потом везли тело в Печоры, где его семейное кладбище. В день похорон после отпевания мы шли за катафалком. Мороз и солнце, в толпе было много детей и больших детей. Все шли тихо и пели Святый Боже чуть слышно и слаженно. Было то скорбно, то радостно. И это был его последний путь, последний путь его тела по этой земле, где все мы изгнанники и пришельцы. "Земля еси и в землю отидеши..." Потом оркестр играл тушь по случаю дня защитника отечества. У него, у этого батюшки все необычно. Священник, не женатый, одинокий, в земле далекой и холодной и чужой. Восстановил Храм, сам в нем служил, часто один, без людей. Фарисеем не был, никого не осуждал, всем помогал, отдавал, ждал, служил. Ел и пил с мытарями и грешниками, для всех был всем. Окормлял тех, которые никому не нужны, и через него они находили путь в храм. Вечная память. Аминь.