Я училась взирать на все как будто со стороны, немного безучастно, отрешенно, непредвзято. Например на музыку, на звук — слышать его как бы отдельно, вычленять из общего потока времени, мысле форм, один звук, вертеть его в руках, изучать. Вторая тема с которой я пыталась работать — непротивление, принятие. Всегда быть в этом состоянии принятия. Без осуждения. Мягко. Спокойно. Сидя у подножия стены Тоомпеа под эстонским флагом в лучах теплого сентябрьского солнца покуривать и жевать яблоки. Смотреть как танцует яркая зеленая листва, наполненная соками жизни. В этом раннем межсезонье и позднем средневековье чувствуется весеннее буйство. Перевертыш. То что было внизу стало вверху. Путь вниз и путь вверх один и тот же путь. Я отработала карму и теперь отчасти пожинала плоды, собирала урожай. Тоомпеа — вехний святой град, который я воспела в своей трилогии Правда о маяках. Сердце Таллина. Вплетенное в карту сакральных мест Европы, карту сердец. В свои 40 smth все еще не смыть с себя налет персонажа южноевропейских хостелов. С возрастом правда ставшего чище и полюбившего комфорт. Быть всегда первопроходцем провидцем впереди на шаг своего поколения. Иногда на много шагов. Стать изгнанником за 10 лет до массового исхода русских и начала войны. Начать новую оседлую жизнь в городе детства и новую историю на фоне общего изгнания. Вечером смотреть на звезды и на яркий Юпитер рядом с Луной. А вот и нептун. Люди моря. Гиганты затонувшей Атлантиды. Поступление в магистратуру было сродни камино. Предстояло пройти определенный путь — обучения, музыки, приобретения новых навыков, skills. И в конце пути стать кем-то другим и не заметить это. Не обернуться. Вот начинают попадаться одни и те же люди. Одногруппники, студенты и преподаватели, случайные знакомые. Отпустить это иногда просто не стыдиться чего-то. Отпустить. Инсталляция на территории теллискиви лоомелиннак Creative city. Куча кладбищенского мусора который подлежит переработке. Пластиковые горшки из под цветов, искуственные цветы, свечи. И в куче этого мусора, напоминающего свалку на кладбище, икона Христа наклеенная на одну из свечей. Бывают такие пластиковые свчеи с картинками. С иконой. Возможно. Иногда надо похоронить само кладбище, похоронить не просто прошлое а все то, на чем это прошлое покоится. И чем питается. Мертвые пластиковые артефакты, мертвые люди, боги, искуственные цветы, мертвая память и мертвая парадигма. А пилигрим жив. Тот самый странник, юродивый дурачок, он никуда не делся. Вот стоит рюкзак у стены, ракушка Сантьяго. Моя музыка и измерение запредельной тишины. Нащупать его в музыкальном пространстве. Пространстве города-звука. Места-звука. Soundscapes все еще бродячей хоть и отчасти оседлой жизни.
