Перед Рождеством починяю желтый морской фонарь, чищу серебро. Столько энергии, что не могу спать. Навожу порядок у себя дома. Выпало много белого снега. В городе юности мне все по нутру. В сочельник толочь в ступе орехи, перец и кинзу для лобио. Родится Бог, ветхий днями младенец и распустятся все лепестки и зажгутся огни на дальних рубежах.
Всенощное Бдение в пюхтицком подворье — на пороге в храм мне дают денег и просят подать записки. Я вызываю в людях доверие. Медленно сама раскачивается люстра паникадило. Традиция продолжается даже без участия человека.
В день Рождества выгулять пса, подарить ему кость. Сварить глинтвейн. Потом кормить уточек в парке. Обнимать ель и любимый святой дуб.
И все же только к Рождеству зажигаются лампочки души и волшебные фонарики и начинают пахнуть ёлки и мандарины как в детстве. Новый год это жалкая имитация, пародия на чудо. Не можете служить двум господам, маммоне нового года и Господу в вертепе родившемуся. Для святого семейства не нашлось места в гостинице, в этом мире. Чудо свершилось в яслях, то есть на ферме, в бедной обстановке, в окружении телят и лошадок. И волхвов, и пастухов, и ангелов. Вчера на всенощной в пюхтицком подворье сама раскачивалась люстра паникадило. В греческой традиции и в Сантьяго это большое кадило, которое раскачивается несколькими людьми и оно кадит весь храм. У нас эта традиция утеряна. После службы и прогулки пошла греться в гастромаркет балчуг и за соседним столиком сидела многодетная семья якутов с красивыми и рассудительными детишками. Это был словно привет со всех необъятных просторов рождественской России, потерявший многое, но не до конца.
Комментариев нет:
Отправить комментарий