Мы продолжали терять друзей, родину, дома, оседлость, предательство, гонор. Находили новую струю. Струну. Одну. Незаменимую. Пытались продолжать верить в свет, в добро, в чьи-то глаза.
Характерная черта — скорбь... Мир отделяется во тьму. Утешения нетварного света почти нет. Люди спящие, лишенные внутреннего стержня, независимости суждений, им не за что зацепиться. Смятение. И ступор. Все проклятия сняты. «Дом мой простоит до последних времен, до второго пришествия». Увижу ли свет? Яркий. Господи, просвети тьму мою. Горе кормящим и рожающим. На самом деле нет уже сквозь призму войны или конца света ни победителей, не побежденных. Да и такое понятие как успех, признание — кажутся пустым звуком, тк люди бросают и успех и признание и бегут. Туда, где никому нет дела до их успеха и признания. Что остается??? В первый день апреля я поднимаюь на вал где когда-то было древнее Ируское городище, первое большое поселение еще до возвышения Таллина и постройки Домберга. Птицы возвращаются с юга. Я расправляю крылья. Измерение пилигрима. Весна. Раскрываю обьятия новому яркому солнцу и молодой Луне. Последняя льдинка зимы в виде замерзшей капельки висит на кончике тростинки. После бани буквально лечу. На следующий день служу панихиду на кладбище, где похоронен отец и бабушка с дедушкой. Иду в Бригитту. Слова молитвы отче наш так странно гулким эхом разносятся по развалинам. Открываем велосезон. В Таллине после Нарвы светло, но и немного пусто.
Возвращаюсь в Нарву на электричке с велосипедом. И понимаю, что обид больше нету. В мягкой правде смирения.
На Благовещение все легкое воздушное. Молодой месяц в светлом вечернем небе. И нежной поступью весна неспешно входит и хороводы водит у костра. Весна. И птицы щебечут по весеннему звонко и возвращаются с юга стаями домой. Где метель и вьюга.
Комментариев нет:
Отправить комментарий