Возвращение

Итак, вернувшись к себе, ощутив себя под защитой, имея нетленное сокровище, которое удалось сложить в сердце своем, имея несгибаемый зацентрованный стержень, мой компас, мои компасы неожиданно все же указали на Москву. Отчасти, теперь и сейчас я везде чувствовала себя хорошо. Потребности мои были минимальны, мысли высоки, всполохи огнегривы, выплески гениальны. Давно зреющее и наконец свершившееся освобождение не означало простоты и легкости. Легкость была бы пустой и пресной. На данном этапе проявлялся путь антиквара, путь купца. Сначала в Таллине – купца колониальными товарами, а теперь вот перевозчика и торговца антиквариатом. Это воспринималось мной как дело. Меня манили старые вещи, у меня разыгрался аппетит и нереализованный инстинкт охотника был направлен на выслеживание хороших антикварных предметов по невысокой цене. Я стала заходить в комиссионки, на блошиные рынки, пока в Эстонии, но меня манили и Берлин, и Гетеборг. Денег больших это пока не приносило, но приносило чувство удовлетворения. Параллельно я встретилась со своей первой любовью. Это была первая настоящая встреча за много лет, мы были искренни, между нами больше не было стен. Да, с одной стороны я была наверное на коне, я могла находиться в миру безнаказанно. Волею небес все, кто меня пинали и распинали отпали. Свет струился с неба. Я была свободна, трудолюбива, серьезна и защищена. Ничего не существовало кроме данности сосредоточенного в области сердца перекрестья воли и внимания. Я продолжала служить высшей цели. Я чистила пространства, собирала мусор человеческих душ и перерабатывала его. В антикварной лавке фонили амулеты черного солнца и демонов смерти. Пришлось их обезвредить. Они висели вместе с иконой Серафима и Архангела Михаила, служителя Солнца правды, и это был конфликт. Когда я снимала эти амулеты, обезвреживала их, моя рука сильно заболела. Да, с другой стороны, во мне появилась дребезжащая струна, была задействована струна первой любви моей молодости. И эта любовь никуда не делась, она так и жила во мне. Просто наверное я так сжилась и стерпелась с ней, что мне уже не было больно и не было такой нужды проявлять это чувство вовне, я не требовала от объекта не то что взаимности а даже оставляла в полнейшем неведении относительно реального положения дел. Был на редкость теплый, сухой светлый ноябрь. Этот свет, свет ангельский, напоминал свет сумерек, когда зажигается первая звезда на небосклоне. Пограничный свет, прощальный яркий свет перед наступлением тьмы. Да, и мне позарез нужен был инструмент. Я должна была творить музыку.