Мистический урбанизм

Между ангельским и дьявольским мостами в Дерпте меня вдруг настиг покой нездешний и гул какой-то абсолютно новой незнакомой тишины. Сила зародилась в покое. В покое она восстала и, ныряя под сень любящих ветвей, обходя жертвенный камень эстов, спустившись и снова поднявшись, я оказалась на розе ветров, выгравированной в камне на маленьком холме с видом на город и реку. Восемь направлений света, ступить на них словно вступить в новую эпоху, в реку новых пророчеств и смыслов. За пару дней до этого, перевернув ногой карту в рядах Печерских, я увидела старую знакомую шестерку бубей, исполнительницу моих низменных желаний, в которых так легко увязнуть, которые так хочется повторять снова и снова, быть может по новому… Старая любовь возвращает свои долги, возвращает участки памяти и пространства города, в котором мы когда-то были влюблены… Огонь, в пробуждающейся силе соединяется с твоим огнем… И кто мы в них, и кто мы в нем? По бездне стопами, полыхая и не сгорая, по краю дозволенного, на грани, на пути в Рай. Создав себе кулуары беспочвенности, создав для других видимость ее и позволяя себе дуракаваляние, будучи серьезной наедине, но уже не такой патетичной и тяжеловесной как раньше…… Создав для себя пространство роскоши, можно прятаться за ширмой беспочвенности, в пространстве роскоши так много внутренней свободы, и там обретенное царство, никому неведомое, невидимое, там, за бархатными занавесками чашечки с серафимами, Свт Златоуст, свет ангельский и тьма пронизанная звездами… А в самом центре царства маленькая пещера, где горит огонь на алтаре сердца и в Святая Святых – там бессмертие, Божье зерно, призванное воскреснуть в последние дни.

Есть еще сердцевина града, места – в Таллине это Тоомпеа… Место где похоронен Калев, место высокое, созданное Линдой из камней над могилой мужа… Домский собор Девы Марии и Парламент Эстонии… Длинный Герман с флагом – земля, море, воздух, львы и дубы. Оказывается, Тоомпеа был почти что обособленным городом от нижней части Таллина. Домберг являлся столицей эстляндского герцогства, представляя собой скорее духовный центр, а нижняя часть города - торговый купеческий ганзейский ревель-танилинн. Машины разбивались за спиной, тепло детства ложилось невидимой росой нервных окончаний затянувшейся ноябрьской оттепели.. Мой любимый месяц пустынников и умирания закрывал бутон, упокаивал мертвых, засыпала земля, запоздалые птицы летели как бы не хотя на юг, а те, что остались, пели по весеннему весело и игриво. За спиной били часы Нигулисте. Человек лет 60-ти в шикарном зеленом пальто, коричневых итальянских ботинках и красной бейсболке с коричневым кейсом нес бутылку, по форме напоминающую шампанское в пакете супермаркета Рими и в этой же руке держал небольшой букет цветов. Он поднимался по лестнице, ведущей из нижней части Таллина на Вышгород. В желтом свете фонарей звук его шагов раздавался особенно гулко. Я шла за ним, мне было интересно, но все же он пошел направо в дверь, а я прямо на площадку у девичьей башни, где положила шапку на мокрую от дождя скамейку, села на нее и принялась писать… Бутон закрывался, долго, тепло высвобождалось.. В закрытии и засыпании заключена сила.  Когда-нибудь все уравновесится, придет в баланс – вертикаль и горизонталь, вражды больше не будет… Прошлое, настоящее и будущее сойдутся в одной точке, соберутся в покой направления света, нагонит весна осень, а лето зиму, и исполнятся все мои заветные желания – у меня будет свой дом в цветущих, несущихся под небом полях. А человек тот в зеленом пальто был наверное американский шпион или советник премьер министра, быть может он как Бенкендорф руководил тайной канцелярией.. Он наверное шел на прием, а может к любовнице, а может на не заслуживающий особенного внимания день рождения коллеги, подчиненной, когда можно отделаться банальной бутылкой шампанского и цветами.