В центре города М огромные светящиеся баннеры, некоторые из них пропагандируют рашизм и символику нового режима. Абсолютно чужие мне люди сидят за столиками многочисленных заведений вдоль набережной. Много приезжих из регионов и Азии. Москва это восток. Это самокаты. Это службы доставки на веломопедах. Никто ничего не знает. Ни о войне ни о другой жизни. Еду на незнакомом маршруте по кутузовскому. Минут пять стучу в кабину водителя, отчаянно жестикулирую, пытаясь понять куда едет этот абсолютно пустой автобус на бешеной скорости. Водитель женщина и то ли делает вид что не замечает меня, то ли и вправду не замечает. Ну неужели не видит хотя бы боковым зрением. Пугающая вежливость, спокойствие на грани с жестокостью. Спокойствие кгб шников в пыточных камерах, с улыбкой на лице натягивающих перчатки. Чему какой идее они служат? Соучастники убийств. В россии много ереси, искажений, в которые все верят, потому что никто не привык анализировать глубоко. В современной русской церкви православие с западным лицом. Пропитанное мирской культурой, как бы на стыке чувственного мира и чистого ума. Возможно на данном этапе в этом миссионерское призвание Церкви, ее просветительская, образовательная роль. Кирилловская секулярность. Алфеев на грани с масонством. Чернокнижник Дугин кукла, имитируюшая гришку распутина. Земное, масонское, уровень космоса, но не фаворского света как у греков, у которых центр — это умное делание, искусство молитвы и созерцания.
В Сапсане, натянуто гламурно современно русском, обьявляют, «вас снимают на камеры». Улыбайтесь. Это для вашей же безопасности. Умирает Горбачев. Надежда на свободу. Русские войска отступают.
Треснувшая от стройки поверхность земли, земля вопиет и стонет. Ее бомбят. И забил бурный источник из расщелины. Вдруг понимаю, что была на Святой Земле два раза — один на Рождество в Вифлееме, а другой на Вознесение на Елеоне 8 лет спустя. Цикл замкнулся. Альфа и Омега. Земная жизнь Бога в Его человеческой ипостаси. Омфалион — пуп Земли в Храме Гроба Господня и в Агии Софии. В последней — он на месте помазания на царство. Центр земли. Место где земля встречается с небом. После падения Акры иерусалимских царей помазывали на царство в Фамагусте, на Кипре. Я все еще чувствую себя не совсем здоровой после затяжного вируса и борьбы с демонами. Астрал пострадал, и я будто не на своем месте, не зацентрована, и меня немного покинула моя магическая сила. Я восстанавливаюсь. Читаю каждый день акафисты Богородице. Курская Коренная — Одигитрия русского рассеяния. Маленькая иконка была привезена из Киева лет 10 назад, она была приложена к оригиналу. Я прикладывалась к чудотворному образу и в Москве и в Киеве.
Я дома, хоть и в рассеянии, на стороне Киева, хоть и в Москве, в мегаполисе словно в пустыне. На святой земле ходила во внутреннюю пустыню в Палестине пешком к монастырю Георгия Хозевита.
Телом болезную, а дух укрепляется с Божьей помощью. Пью витамины. Еще в довершение эта нестерпимая московская жара. Парник. На роднике в крылатском одна женщина — химик, называющая себя целительницей, рассказывает мне о разных частотах вибрации и что человек это высшая вибрация, потом ниже вирусы и ниже грибы. А я как раз подхватила вирус в доме с очень низкими вибрациями. И еще там был грибок на стенах.
Раньше жила в Печорах в пещере, тепер вот перебралась в пустыню мегаполиса. Избранных своих Господь дождется и позовет. И пойдут за Ним. Старые вагоны пахнут как в годы моих странствий. Дымком, пылью, сырым постельным бельем, не био туалетами. Последнее купе последнего вагона с видом на уходящие рельсы. Я чадо святой Руси. Шпион, вернувшийся с западного края земли, из сердца зимы в цветущий сад осени. Еду из дома через Печоры через границу в дом, где провела лето, забираю вещи, топлю печку, гуляю на море. Загораю. Теплые дни сентября будто бы запоздалое лето. Уезжаю на Святителя Петра, возвращаюсь на Даниила Московского и Александра Невского через Питер. В Кингисеппе отправляю цифровое пианино почтой домой. Вступаю в схватку с каким-то хамом, матерщиником. Получаю оплеуху оскорбления, меня называют бомжихой. Ведь так и есть, кто я была все эти годы? Бомжиха.
В Питере курить. И черные кошки. Неожиданно словно из-под земли у другого выхода с вокзала вырастает Федоровский собор и часть древней стены. Собор настолько совершенный что кажется сектанским. Везу лампу с Вана Тоомасом. Везу много чего еще нажитого, пережитого. Вновь открытого, живого. Пахнет живою душою. Отчаливает Сапсан. Я иду в вагон ресторан. Следующая станция Чудово. Не потерять ощущение сакральной Руси. Ожить снова. В пути напилась вином, погрузилась в музыку и в глубину и шероховатость бархата, давно забытая глубина черного. Paint it black. Глубины вечности пещеры. И молодильные яблоки. Черные кошки, хвост трубой, питерских дворов колодцев. Нефть. F Fanagoria. Феху. Я волхв погруженный в безвластие интеллектуальности. Белые маечки просвечивающие сквозь рубашку служителей порядка. Новая русская нравственность. И при всем при этом я не выхожу за рамки своего мира, со-творенной вселенной.
Умерла королева. Наступает время короля. Я вернулась домой. Наступает время королевы.
